«Оленегорск литературный»

«Тихий» поэт Анатолий Колупаев

Анатолий Колупаев - не самое громкое имя в мурманской поэзии. За ним не числится ни литературных наград, ни вышедших отдельными изданиями сборников. Участие в областных семинарах на рубеже 80-90-х годов да несколько публикаций в газетах и коллективном поэтическом сборнике “Прилив” (увидел свет в 1987-м, в него вошли два стихотворения Анатолия) - вот, пожалуй, и все основные вехи его литературной биографии.

Стихи его лишены художественных изысков, но, может быть, именно поэтому они ложатся на душу. Было в них, почему-то всегда грустных, как выдох утомленного человека, что-то такое, что заставляло дочитать до конца и тоже, в тон автору, вздохнуть. Самый близкий аналог из классики - стихи Рубцова, которого Анатолий называл одним из своих любимых поэтов.

При этом Колупаева ни в коем случае нельзя назвать рубцовским подражателем - собственный голос в его строчках чувствуется вполне отчетливо. Нет в них рубцовской удали, нет горькой обиды по поводу граней между городом и селом, зато присутствует воистину христианская потребность в самопожертвовании, в принятии на себя всех человеческих бед и грехов. В одном стихотворении он сказал об этом с предельной прямотой:


Если в небе отчаянно синем
Вдруг покажутся хмурые тучи,
Если мир не по-летнему стынет,
Ветер свищет, холодный и жгучий –
Говорите, что я виноват.

И вместе с тем звучат в колупаевских строфах рубцовская бесприютность (“Вечер. Ветер. И нечем согреться, рубцовское пренебрежение к судьбе (“Невзирая на всякие роки, проживу-ка я тысячу лет!”), рубцовская метафизическая парадоксальность (“Странно, что, жизнь проклиная, все-таки хочется жить”)... Один поэт, пусть на ином, более скромном уровне, продолжил другого.

К слову, они были земляками: Колупаев, как и Рубцов, родился в Вологодской области - 1 января 1956 года. С 1960-го жил в Оленегорске, с которым была связана вся его последующая биография. Здесь он окончил восемь классов в школе № 2, учился в профессиональном училище, в вечерке. В 1976-м на два года ушел в армию и, вернувшись, устроился на механический завод фрезеровщиком. Там и работал до последних своих дней.

Стихами, по свидетельству брата Владимира, начал увлекаться с конца 70-х. В 80-е состоялось знакомство с областными поэтами, в частности, с Виктором Тимофеевым, который профессиональными советами помогал молодому оленегорцу. Колупаев к критике относился со всей серьезностью и без ложных обид: сохранилось письмо, в котором он просит Виктора Леонтьевича быть к нему построже. С подачи Тимофеева, возглавлявшего тогда Мурманское отделение Союза писателей СССР, его стихи появились в “Приливе”, а затем последовало приглашение на литературный семинар, проходивший в Мурманске в феврале 1990 года.

Стихи Колупаева тех лет печатались в газетах Вологодской и Мурманской областей, но случалось это редко да и продолжалось недолго - его натуре претило мелькание на публике. Он был тихим, “кабинетным” стихотворцем, в поэзии его интересовал сам процесс. В середине 90-х его еще можно было встретить на редких тогда заседаниях городского литобъединения “Жемчуга”, потом он как-то потерялся, перестал бывать на литературных посиделках. Что было тому причиной, теперь уже не скажет никто.

В отличие от другого оленегорского поэта-отшельника Геннадия Васильева, Колупаеву вроде не от чего было бежать, но, видимо, деятельное участие в литкругах, к которым он едва-едва прикоснулся, уже заранее показалось ему утомительным, и он предпочел поскорее удалиться от них. Кажется, последние лет десять он вообще ничего не писал.

Осталось несколько черновых тетрадей Анатолия Колупаева. В одной из них среди набросков стихотворений есть показательное четверостишие:


Я боюсь тебя, смерть,
Ты придешь, не спросясь.
И обрушится твердь,
И нарушится связь...

Еще более мистической выглядит чистая тетрадная страница, на которой его рукой - в длинную строку - выведено: “Я ухожу, я ухожу, я ухожу...”

Ушел внезапно и совсем нестарым - в сорок восемь лет. В январе 2006-го ему исполнилось бы пятьдесят.

Анатолий Колупаев


Я верю - ты будешь счастливой,
Счастливее будешь меня:
В походке твоей горделивой
Так много любви и огня.
Уже не пытаясь согреться,
Живя ожиданьем конца,
Я все же пытаюсь вглядеться
В черты дорогого лица.
Кричу я тебе, молчаливый,
Тебя от тревог сохраня:
- Пожалуйста, будь же счастливой,
Хотя бы счастливей меня.