«Оленегорск литературный»

Саша Молчанов и его перевалы

В Хибинах, на перевале Северный Чоргорр, можно увидеть прикрепленную к скале металлическую табличку. На ней - фотография улыбающегося широколицего парня с гитарой и несколько рифмованных строчек:


Остановись, друг, на минуту
У обелиска среди скал.
Я тоже этим шел маршрутом,
Я здесь не смерть, а жизнь искал.

Под фотографией крупными буквами выведено: «Молчанов Александр Георгиевич». И две даты: «1956 - 1988».

В середине 80-х в Оленегорске существовали два клуба, находившиеся вроде бы на противоположных жизненных полюсах: клуб заядлых туристов «Вайкис» и клуб тихих книжников «Исполин». Туристы, как водится, находили свое счастье в ноющих после тяжелых переходов ногах и в исцарапанных о камни ладонях, а для книжников не существовало ничего, кроме волшебного мира литературы. Но так было только на первый взгляд. На деле же бродяг-походников переполняло нерастраченное вдохновение, а «исполиновцы» тайком мечтали сравнить книжную романтику с роман­тикой настоящих, непридуманных приключений. Поэтому никто особенно не удивился, когда в один прекрасный день оба клуба сблизились и, так сказать, взаимопроникли друг в друга. Главным инициатором этого сближения стал Александр Молчанов - самый талантливый поэт среди оленегорских туристов и самый увлеченный турист среди поэтов.

Саша Молчанов приехал в Оленегорск в 1981 году, сменив перед тем несколько городов в самых разных уголках страны. Сначала была Чита, где он родился, потом Ростов, куда переехал 12-летним мальчишкой вместе с родителями. Затем Новочеркасск, где по настоянию матери, мечтавшей видеть сына военным, он поступает в высшее военное училище, но вскоре разочаровывается в выбранной профессии. Дабы оконча­тельно разобраться в себе, принимает решение оставить учебу и уходит на срочную службу сначала в Севастополе, затем в Полярном, после чего убеждается, что жизнь военного - не его стихия.

И вот, наконец, Оленегорск. Только здесь Александр Молчанов сумел найти самых верных друзей и самые красивые на свете горы. Осознав это, понял, что останется здесь навсегда.

Устроившись сварщиком в РСУ и обжившись на новом месте, Саша сошелся с молодежью из «Вайкиса», и клуб сразу принял его как своего. Да и могло ли быть иначе? Симпатичный, остроумный, умевший находить общий язык с любым порядочным человеком, он идеально подходил на роль «любимца публики». А если вспомнить о гитаре, которая была его неизменной спутницей, и о той кипучей энергии, с которой подхватывал он каждое интересное дело, то можно себе представить, какой трагедией обернулась для «Вайкиса» его потеря.

Однако перед этим было несколько воистину счастливых лет: молодость, друзья, горы, музыка, стихи... В «Исполине» Саша прижился так же быстро и прочно, как в «Вайкисе», и с горячей увлеченностью стал участвовать в литературно-театральных капустниках, будучи и сценаристом, и актером, и музыкантом, и оформителем, и кем только не! С его приходом в клубе словно бы поселился некий ангел добра и неистребимого жизнелюбия.

Круг его интересов был безграничен. Коллекционировал минералы, занимался фотоделом, а в газетах часто появлялись написанные им заметки о Сейде и о Хибинах. Но в душе его жила еще одна любовь - любовь к поэзии.

Стихи он начал писать в армии - озорные и по-молодому дерзкие. С годами они становились все строже, все чище, и тогда он, в отличие от друзей-туристов, зани­мавшихся рифмоплетством от случая к случаю, решил, что поэзия для него не хобби, а вполне серьезное занятие. Составив небольшую подборку, отослал ее в Мурманск - на пробу - и получил в ответ довольно жесткую рецензию. Часто, наткнувшись на резкую отповедь, начинающие поэты теряют веру в свои способности и либо бросают сочинительство вовсе, либо продолжают писать исключительно для себя и для узкого круга знакомых. С Молчановым такой вариант не прошел. Он поставил себя выше обиды, выше сознания собственного несовершенства и снова засел за работу.


Грустна бывает жизни повесть,
Что пишешь с детства до седин.
Уходит прочь твой скорый поезд,
И остаешься ты один...
Догнать! Надеждою гонимый,
За поездом рванешься вслед,
А он опять промчится мимо:
Тут остановки вовсе нет!

В 1987-м его стали преследовать сильные головные боли. Никому не жалуясь, продолжал работать, продолжал ходить в горы, и только к концу лета родные и друзья заподозрили, что с ним творится что-то неладное. В июле он неожиданно ушел один по труднейшему хибинскому маршруту и вернулся только через трое суток, усталый и подавленный, - может быть, почувствовал, что силы иссякают и что этому походу суждено стать последним?

Так и случилось. Проходили дни, а болезнь неумолимо ломала некогда крепкий организм - слабела память, ухудшалась речь. На одном из «исполиновских» вечеров, обхватив руками разрываемую болью голову, он сказал: «Конец, ребята... Все, что мне теперь нужно, это гильотина». А ребята, знавшие его весельчаком и балагуром, не могли понять: в шутку это или всерьез?

В феврале 1988 года ему стало совсем плохо, и «скорая» увезла его в больницу. Диагноз оказался страшным: опухоль головного мозга. Весной в Мурманске была сделана операция, которая уже ничего не могла изменить. В июне, вместе с матерью, он уехал в Ростовскую область, и вскоре оттуда пришла весть о его кончине.


Беречь друзей - трудна наука.
И время вспять не потечет...
А жизнь - она такая штука,
Она за все предъявит счет.

Кто теперь скажет, кем бы стал Александр Молчанов, отмерь ему судьба не 32 года, а больше? Скорее всего, продолжал бы работать, продолжал бы ходить в горы, несмотря на то, что в том же 88-м году «Вайкис» развалился, как и многое в нашей несчастной стране. И наверняка занял бы одно из ведущих мест в городском литобьединении, потому что его упорству в работе над собой можно было только позавидовать. В домашнем архиве сохранились сотни черновиков - оказалось, что это варианты 15-20 стихотворений, каждое из которых оттачивалось годами. Такое бывает редко.

В 2002 году друзья и родственники Саши Молчанова выпустили его посмертный сборник. Он называется «Встреча».

Александр МОЛЧАНОВ
Ленинградский этюд


Неоном полыхает город.
В огнях реклам закат померк.
Нева волной ласкает с гордым
Названьем парусник - «Кронверк».
Он в белом, как перед парадом.
Весь корпус золотом расшит.
Вот только почему не рад он
Тем, кто на борт его спешит?
Нет злей обид, чем от насмешки,
А боль души - больнее ран.
Звон рюмок в музыку подмешан:
На паруснике - ресторан.
И он в тоске поник, понурый,
На цепь посажен, словно пес.
Уж никогда волну в буруны
Не разобьет форштевнем нос.
Без дела тряпкой стали фалы,
А мачты - посохи калек...
Уж лучше грудь разбить о скалы,
Чем так вот коротать свой век!